Как ни странно, он прекрасно видел в темноте. Все вокруг было окрашено в несколько иные оттенки, чем днем, но при том юноша прекрасно видел каждую травинку и веточку под ногами. Устав удивляться непонятному, Кенрик просто пошел на зов. Его тянуло вниз, в подвалы башни. Однако зайдя внутрь развалин, юноша остановился в растерянности — перед ним были только груды камня, никакого намека на вход в подвал. Но растерянность длилась недолго. Ноги сами собой повели его к западной стене, рука поднялась и по очереди нажала на несколько элементов едва видного орнамента. Пол под ногами задрожал и начал разъезжаться в стороны, Кенрик едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не свалиться в образовавшуюся дыру. Его взгляду открылась засыпанная пылью каменная лестница, по которой явно сотни, если не тысячи лет не ступала ничья нога. Юноша на мгновение прикрыл глаза, встряхнулся, а затем решительно начал спускаться. Пыль пружинила под ногами, взвивалась в воздух темными облачками, Кенрик даже закашлялся, но все равно продолжал двигаться дальше.
Подвал оказался на редкость глубоким, наверное, локтей трехсот в глубину. Ступив на пол, Кенрик остановился, но его тут же потянуло влево, и он послушно пошел туда. Шел долго, несколько раз сворачивая из коридора в коридор. Эти коридоры выглядели абсолютно одинаковыми, покрытыми вековой пылью, их стены были выложены из грубо отесанных камней. Если бы не зов, юноша быстро заблудился бы здесь — чистой воды подземный лабиринт. В конце концов он вышел в небольшой круглый зал, посреди которого стоял точно такой же алтарь, как и тот, что он нашел в овраге.
— Ну, дела-а-а… — протянул Кенрик, во все глаза смотря на глаз в центре спирали.
Он уже знал, что нужно делать. Со вздохом положил часть посоха на пол, достал кинжал, порезал себе руку и стряхнул несколько капель крови на алтарь. Все вокруг затряслось, волны багрового сияния затопили спираль, глаз полыхнул белым сиянием, из ниоткуда раздался голос, произносящий слова на неизвестном языке. Но на сей раз, кажется, другие. И еще одно отличалось от прежнего — лежащая на полу часть посоха вдруг взмыла в воздух, затем то же самое сделала возникшая на алтаре. Они повисли рядом и… слились воедино. А затем образовавшийся жезл — да, это нечто уже можно было назвать жезлом — опустился на алтарь. Кенрик спрятал кинжал и взял жезл. Его пронзило ощущение нечеловеческой силы, равнодушно взирающей на мир вокруг, с интересом глядящей только на него самого. Но чем он заинтересовал эту равнодушную силу?! Трудно сказать, однако заинтересовал, и что из этого выйдет — неизвестно. С тяжелым вздохом юноша сжал жезл в кулаке и двинулся в обратный путь. Зова больше не было, но он и не требовался — с этого момента Кенрик знал древний лабиринт, как свои пять пальцев.
Выбравшись наверх, он нажал несколько узоров орнамента уже в другой последовательности, и провал закрылся. Не хотелось бы, чтобы утром Марк, Молния или Тень обнаружили его. Сразу возникнут ненужные вопросы. А по какой причине Кенрик ходил в развалины ночью? Да самое обычное дело, отлучился по надобности. На всякий случай он окропил стену и с чувством выполненного долга вернулся к костру. Спрятал так и не пошевелившегося котенка за пазуху и рухнул на одеяло, но вспомнил о витом жезле и сунул его в мешок. А затем мгновенно уснул, сил не осталось ни на что.
Глядя на умирающего графа, Нир тихо плакал от бессилия что-либо изменить, ведь этот человек уже несколько лет как заменил ему отца, никого ближе него у юноши не было. Он, конечно, кое-как перевязал ло'Тарди раны, но чем это поможет? Как ни жаль, в целительстве юноша смыслил мало, а если точнее — не смыслил вовсе. Оставалось разве что обтирать пот с лица раненого, хотя воды Нир ему не давал, несмотря на все просьбы — слышал когда-то краем уха, что при ранах в живот пить ни в коем случае нельзя. Нир с тоской смотрел на белого, как мел, тяжело дышащего наставника и пытался понять, что станет делать в случае, если тот умрет. И не знал. Он остался один в лесу без транспорта и средств связи — все амулеты настроены на ло'Тарди и в чужих руках станут бесполезными побрякушками. Видимо, придется похоронить графа и идти куда глаза глядят, стараясь избегать людей.
Как же все это случилось? А кто его знает! Неизвестно кто обстрелял двигающуюся к Илайскому перешейку небольшую группу из тяжелых луков. Когда стало ясно, что дальнейшие поиски Валльхайма бессмысленны — бунт! — граф неожиданно для себя получил приказ немедленно отправляться в столицу в распоряжение самого Мертвого Герцога. Последнее изумило и его, и Нира, но приказ есть приказ. Поэтому они двинулись в путь на карайнах, чтобы не терять времени. Тяжело, конечно, несколько дней ехать за спиной герольдов в неудобной позе, да только деваться некуда — или дорога к столице растянется на несколько месяцев. Вот и отправились, но не добрались. Первый же залп ранил пятнистых карайнов, а второй добил их, после чего неизвестные лучники принялись хладнокровно расстреливать беззащитных людей. Закончив свое кровавое дело, они исчезли, даже не показавшись. Нир потом не раз поражался, каким чудом уцелел он сам. Да мало того, что уцелел — не получил ни единой царапины, если не считать пары шишек! Повезло, по-другому не скажешь — рухнувший карайн придавил юношу, потерявшего сознание от удара головой об камень, и залил его своей кровью. Видимо, лучники приняли его за мертвого и не стали тратить еще одну стрелу на заведомый труп.
Придя в себя, Нир с немалым трудом выбрался из-под погибшего карайна, весившего побольше крупного ульхаса, и с ужасом огляделся. Кровь и застывшие в нелепых позах тела. Поначалу ему показалось, что все мертвы, но вскоре послышался слабый стон. Как ни удивительно, граф оказался еще жив, хотя две тяжелые стрелы и застряли у бедняги в животе. Умирать ему предстояло долго и тяжело, от таких ран легко не умирают. Был бы рядом опытный визуал-целитель, то раненого еще могли бы спасти, но где взять этого целителя посреди леса? Нир оттащил ло'Тарди подальше от мертвецов, к недалекому ручью, кое-как обтер от крови и перевязал. Ло'Тарди бредил, нес какую-то чушь, говорил с незнакомыми юноше людьми. Несколько раз упоминал его в странном контексте, утверждая, что мальчишка еще не готов, что рано делать на него ставку. О чем это он? Какую ставку? В каком деле? Все это длилось уже несколько часов.